Париж – город любви и муз

В Средние века, как и большинство городов, Париж был по уши в грязи - а как иначе? Это теперь можно спокойно смотреть на старинные домики и стены крепостей, которые аккуратные европейцы отмыли чуть ли не с хлоркой. Тогда же... Парижскую грязь поносили все - о ней со вкусом писал Золя, на нее ругался Гренгуар - герой Гюго, - но жить как-то приходилось.

Париж был и остается вершителем судеб и жилищем муз. Оноре де Бальзак писал о нем: «Париж - это настоящий океан. Бросьте в него лот, и все же глубины его вам не узнать. Обозревайте и описывайте его, старайтесь как угодно: сколько бы ни было исследователей, как ни велика их любознательность, но в этом океане всегда найдется не тронутая ими область, неведомая пещера, жемчуга, цветы, чудовища, нечто неслыханное, упущенное водолазами от литературы».

В словах Бальзака о Париже сквозит горечь: «Одна из привилегий славного города Парижа в том, что здесь можно родиться, жить и умереть, не привлекая ничьего внимания. Воспользуемся же преимуществами цивилизации». И тем не менее, Париж давал приют многим - например, русской интеллигенции в 20-е - 30-е годы XX века: эмигрантский Париж, а не послереволюционную Москву называли «столицей русской литературы». В эти годы в Париже жили и работали русские писатели, поэты, журналисты.

Некоторые из них обосновались в квартале улицы Пасси, которую Бальмонт называл «парижским Арбатом». В квартале Пасси жили Бунин, Мережковские, Замятин, Куприн...
Последний в своем сборнике «Париж интимный» очень точно описывал парижан, которые, судя по всему, с тех пор совсем не изменились:

«Настоящего французского парижанина никогда нельзя увидеть болтающимся по улице праздно. Он или идет из дому в свое бюро, в свою лавку, или возвращается из бюро или из лавки в свой дом. Их «маленький завтрак» - это наш утренний чай: пьют кофе с хлебом из огромных, емких каменных чашек. Их завтрак - наш обед. Их обед - наш ужин. Ужинают поздно и не грузно, а ложатся спать рано, часов около девяти. Утром же в половине седьмого французский буржуа уже фыркает над умывальником. Это - зимою. А весною и летом мелкие буржуа обедают при открытых окнах. С улицы можно увидеть и щегольскую сервировку, и ослепительное столовое белье, дружную, непоколебимую семью. Обедают открыто. У нас, в бывшей России, про обедневшую крестьянскую семью говорили полужалостно, полупрезрительно: «Занавесившись едят». Вот во Франции-то и нет этого «занавесившись», так же как нет и спанья среди дня, этой растлевающей тело и дух распущенности. Перед отходом ко сну буржуазная парижанка-лавочница позволяет себе «взять немного свежего воздуха». Она открывает окно и, облокотившись на подоконник, высовывается на улицу: мало ли чего интересного можно увидеть у соседей справа и слева, в их гостиных и кухнях, да и на самой улице. Но проходит десять - пятнадцать минут, и прелестная полная женская фигура уходит вглубь, с железным шумом захлопывая оконную раму. Она торопится, следуя мужнину зову, «прыгнуть» в «национальную постель» для сладкого отдыха после дня, проведенного в сплошной работе».

Париж по-прежнему открыт, все на виду, парижане не любят занавесок, парижанки обожают свежий воздух, который теперь, надо сказать, действительно свежий. Все тот же Бальзак весьма, весьма уважал парижанок: «Парижанки часто бывают фальшивы, опьянены тщеславием, себялюбивы, кокетливы, холодны - все это так, но когда они действительно любят, отдаются чувству с большим самозабвением, чем другие женщины». Антон Павлович Чехов же мечтательно замечал, что ехать с женой в Париж все равно, что ехать в Тулу со своим самоваром. Генрих Гейне писал об этих женщинах, которые отличаются от женщин, живущих в других местах, чем-то неуловимым, но бесконечно притягательным: «Большие ли глаза у парижанок? Кто знает? Мы не измеряем калибра пушки, которая убивает нас. Велик ли их рот? Кто знает, где у них кончается рот и где начинается улыбка?» Может быть, в улыбке все дело?..

Иосиф Бродский тоже не остался равнодушным к Парижу и бывал там не раз. А потом стремительно и резко писал о нем:

«Париж не изменился. Плас де Вож
по-прежнему, скажу тебе, квадратна.
Река не потекла еще обратно.
Бульвар Распай по-прежнему пригож.
Из нового - концерты за бесплатно
и башня, чтоб почувствовать - ты вошь.
Есть многие, с кем свидеться приятно,
но первым прокричавши «как живешь?»
В Париже, ночью, в ресторане... Шик
подобной фразы - праздник носоглотки.
И входит айне кляйне нахт мужик,
внося мордоворот в косоворотке.
Кафе. Бульвар. Подруга на плече.
Луна, что твой генсек в параличе».

Что касается поэтов, то самым яростным, пожалуй, был Артюр Рембо; как только не клеймил он Париж, называл его шлюхой, сыпал цветистыми ругательствами - и, тем не менее, никак не мог оторваться от него...

«Когда так яростно твои плясали ноги,
Париж, когда ножом был весь изранен ты.
Когда ты распростерт и так светлы и строги
Зрачки твои, где свет мерцает доброты,
О город страждущий, о город полумертвый,
По-прежнему твой взор в Грядущее глядит!
И мрак Минувшего, о город распростертый,
Из глубины веков тебя благословит!»

В Париже есть нечто неизменное - и в то же время он изменчив, он меняется быстро, как времена года, оставаясь Парижем. Еще Виктор Гюго это подметил: «Таким образом, у Парижа наших дней нет определенного лица. Это собрание образцов зодчества нескольких столетий, причем лучшие из них исчезли. Столица растет лишь за счет зданий, но каких зданий! Если так пойдет дальше, Париж будет обновляться каждые пятьдесят лет. Поэтому историческое значение его зодчества с каждым днем падает. Все реже и реже встречаются памятники; жилые дома словно затопляют и поглощают их. Наши предки обитали в каменном Париже, наши потомки будут обитать в Париже гипсовом».

Пока, к счастью, до гипса дело не дошло, однако ныне Париж снова поменялся - впрочем, что ни делается, все к лучшему. Время не может стоять на месте.

В Париже обязательно нужно побывать. «Кто не жил на левом берегу Сены, между улицей Сен-Жак и улицей Святых Отцов, тот не изведал человеческой жизни!» - писал Бальзак. «Париж - единственный в мире город, где можно отлично проводить время, ничем, по существу, не занимаясь», - утверждал Ремарк. А Жюль Верн, этот вечный мальчишка, которого так и тянет на приключения, не мог оставить приключение в виде этого чудесного города в стороне: «Париж! Он по-прежнему оставался прекрасным образчиком нашего прогрессивного века - казалось, эти беспокойные часы, атмосфера напряженного ожидания лишь добавляют городу обаяния: ночью он мерцал газовыми и электрическими фонарями, днем жужжал только что появившимися электрическими трамваями, чьи чудотворные провода пересекались над улицами, как провозвестники новой эры».

Париж - это тот город, который нельзя обойти вниманием. Увидеть его... и можно не умирать пока, пожить с этим сакральным знанием внутри. Потому что это того стоит - мессы, кредита в банке на поездку, чего угодно. Стоит того, чтобы на себе прочувствовать знаменитую фразу Эрнеста Хемингуэя:

«Если тебе повезло, и ты в молодости жил в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж - это праздник, который всегда с тобой.»

Наталия Полянская 
Писатель, режиссер независимого кино
и молодежного театра.
Родилась в Риге, с 2002 года живет в Москве.
Очень любит путешествия
и часто эту любовь проверяет на практике.
capsolo.livejournal.com

Страница сгенерирована 08.05.2024 13:27